вторник, 9 мая 2017 г.

«Сарьян писал цветы всю жизнь. Шла страшная война: советский народ сражал­ся против фашистов. Сарьян долго писал холст «Участникам Отечественной вой­ны». Это — много, очень много букетиков в склянках. Много судеб, много жертв. Отдельные букетики и поле ярких цве­тов: радость, победа...» Великий труженик, Сарьян и в годы войны работал как всегда — упорно, самозабвенно, не зная отдыха и не при­знавая усталости. Он понимал, естесствен­но, что в годину народного бедствия работать не щадя себя, с напряжением и перенапряжением всех сил, — это единственный способ жить: всякий другой нравственно невозможен. Понимал он и то, что, несмотря на войну, искусство вообще, и в частности живопись, не потеряли своего значения; настоящее искус­ство — это ведь сама жизнь, и художник утверждает её, т. е. в конечном счёте делает то же, что и солдат на фронте, — оба они отстаивают право человека на все богатства и радости жизни против человеконенавистнических сил зла и уни­чтожения, воплотившихся в фашизме... В те грозные дни Сарьян, как и каждый в нашей стране, стремился к одному: внести свою лепту в общее дело раз­грома фашизма, и вместе с тем, неволь­но соизмеряя своё личное прошлое с этой гигантской битвой добра со злом, он за­ново, с новой зоркостью окидывал внут­ренним зрением пройденный путь и мно­гое в собственном прошлом видел и понимал по-новому...
Война застала Сарьяна пожилым чело­веком, сделавшим, да и пережившим уже немало, так что накопилось, о чем ду­мать и вспоминать. Сын Сарьяна, Зарик, ушёл на фронт, и вот в сорок третьем го­ду, когда произошёл под Сталинградом ре­шающий перелом в ходе войны, но впереди было ещё немало испытаний, вдруг пере­стали приходить вести от сына. Тогда-то, заглушая тревогу в душе, Сарьян и взял­ся за одну из своих наиболее смелых и глубоких по замыслу картин.
Она называется «Автопортрет. Три воз­раста». В одной плоскости холста, на фо­не хрестоматийного армянского пейза­жа, который Сарьян любил и писал как никто,— пологие ржавого цвета холмы, редкая зелень, он трижды написал себя.
Справа — молодой человек с курчавой шевелюрой, в костюме с галстуком, дер­жащий палитру в левой руке. Это моло­дой Сарьян периода «Голубой розы» — входящий в моду художник предреволюционного Петербурга. Многих тогда изу­мили — словно обожгли невиданной доселе яркостью и небывалой лапидар­ностью форм — сарьяновские восточные пейзажи. велико­лепные живописные феерии Сарьяна име­ли совершенно иной источник — мудрость.
Не будем гадать, откуда она была у не­го — сына нищего хуторянина из Нахи­чевани-на-Дону, ставшего любимым уче­ником Коровина и Серова, а вскоре на­чавшего писать абсолютно иначе, чем пи­сали они, но мудрость была у него и тогда, как если бы он родился уже муд­рым. Он говорил: «Моя цель — достиг­нуть первооснов реализма». Это значи­ло: не внешнего правдоподобия, которое принимают за реализм, а той внутренней правды вещей, зачастую скрытой от взгля­да, овладев которой, художник получает возможность обогатить ею и нас, зри­телей. Позднее Сарьян имел полное пра­во сказать: «Ещё в молодости я понял, что истинный художник должен быть пе­редовым членом общества, по-настоящему нравственным человеком.., должен стать душой и сердцем народным...»
Он действительно понял это, оттого и наступила пора, когда словно переломи­лась так ярко расцветшая и плодоно­сившая ветвь живописи Сарьяна. Одной мудрости оказалось недостаточно, требо­валась еще и зрелость. Уехав из столицы, революцию и гражданскую войну Сарьян пережил в Ростове, затем переселился (уже навсегда) в Ереван, и примерно на десятилетие, хотя, конечно, он и в то вре­мя отнюдь не оставлял живопись, центр его творческой работы переместился в об­ласть духовного самовоспитания, главной составной частью которого стало осозна­ние закономерности и смысла револю­ционных потрясений, преобразивших нашу страну. Об этом в 1932г. хорошо написал искусствовед Н.Н.Пунин: «От «неумения» молодого Сарьяна до глубокого пространственного синтеза бо­лее позднего времени — это... путь, пройденный Сарьяном-человеком, это его жизнь, вначале романтическая... потом настоявшаяся, мужественная, осложнён­ная опытом последовательной работы над собой, над своим «восприятием».
Причём самое главное здесь то, что созревание гражданского и художнического «вос­приятия» Сарьяна проходило одновре­менно и слитно и, может быть, чело­век на этом пути даже несколько опе­режал художника. И вот на полотне «Три возраста» слева Сарьян повторил, почти скопиро­вал автопортрет 1933 года, т. е. как раз того времени, когда он стал вдохно­венным певцом и летописцем социалисти­ческого обновления своей любимой роди­ны. Он пришёл к этому глубоко закономерным, пережитым внутри себя путём, и поэтому в чуть откинутой назад го­лове, в глазах с легким прищуром, смот­рящих как будто против солнца, читает­ся пафос человека, воочию наблюдающе­го, как его мечта день ото дня стано­вится явью... А в центре картины постаревший се­добородый Сарьян сурово и пристально смотрит прямо на зрителя. Варпет (т.е. Мастер — так называли его) держит на коленях чистый картон, по белоснежно­му полю которого сейчас польётся из-под карандаша чистая мелодия какого-то ри­сунка... С высоты сорок третьего года, как с башни, смотрит Сарьян на зрителя, и мы понимаем — он видит глубину времени, из которой навстречу ему воз­вращается с победой его сын, возвра­щаются многие тысячи других солдат-победителей всех национальностей, на­селяющих нашу Великую страну, он ви­дит саму Победу — она уже недалека.

Она пришла, и 9 мая, с утра, в дом Сарья­на потянулась вереница людей, знакомых, полузнакомых, даже незнакомых совсем, и все они приходили с цветами. Мы не знаем, конечно, эти ли самые цветы стоя­ли перед Сарьяном, когда он писал на­тюрморт, который вы видите на нашей(первой) репродукции(остальные-работы периода1941-45гг.). Мы знаем другое: и те и эти цветы воплощают одно глубокое и цель­ное чувство — это приношение памяти павших, это приветствие оставшимся в живых, это символ победительницы-жизни.

Потом Сарьян жил и работал ещё око­ло тридцати лет и главным образом писал «пейзажи-сказания», по удачному опреде­лению А.Каменского, и впрямь какой-то эпический дух веет в пространстве его полотен, осеняет долины, горы, людей, обрабатывающих мирную землю. «Чело­век, — говорил Сарьян, — это сама при­рода, природа — человек, человек вопло­щен в природе, природа — в человеке: природа вечна, смерти нет!» И сегодня, когда мы любуемся карти­нами Сарьяна, трудно не вспомнить эти удивительные слова.

С праздником, друзья, с 9 мая, с Днём Победы!!!

иллюстрировано полотнами, написанными с 1941 по 1945 год.